Жизнь других - Реакция на фильм

Кинематограф США // Жизнь других - Реакция на фильм

07 февраля 2011

Оглавление:
1. Жизнь других
2. Сюжет
3. В ролях
4. Реакция на фильм
5. Музыка и стихотворения, звучащие в фильме

Оценки и общая характеристика

Подхорец назвал «Жизнь других» «одним из величайших фильмов, когда-либо сделанных, и, без сомнения, лучшим фильмом десятилетия». Уильям Бакли написал в своей синдицированной колонке, что после окончания просмотра он повернулся к своему компаньону и сказал: «Я думаю, это лучший фильм из всех, что я видел». Джон Миллер поставил этот фильм на первое место в своём списке лучших консервативных картин за последние 25 лет.

В обзоре для Daily Variety Дерек Элли отметил стиль фильма, созданного в серых или суровых зелёных тонах, с использованием настоящей бывшей штаб-квартиры Штази. Ричард Корлисс на страницах журнала Time присудил этому фильму второе место в списке десяти лучших картин 2007 года, назвав «Жизнь других» берущим за душу и волнующим триллером. Кинокритик Роджер Эберт дал картине четыре звезды, назвав «сильным, но тихим фильмом, состоящим из скрытых мыслей и секретных желаний».

Внимание критиков деталям картины

Картина построена «на слоях эмоциональной структуры», написала Стефани Захарек в онлайн-журнале Salon.com. «Доннерсмарк детализирует происходящее на экране: в одной из сцен, в которой министр Хемпф в своей машине лапает женщину, пытаясь завоевать её расположение, мы видим его гигантские белые трусы — это могло показаться забавным, если бы не было столь ужасным».

В другой сцене главный герой Вислер начинает сочувствовать паре, за которой он подслушивает. «Реакция Вислера на те чувства подкрадывается к нему незаметно, практически не выдавая себя, что делает её более убедительной», пишет Захарек. Подхорец, обозревая картину в The Weekly Standard, приписывает тонкость реакции Вислера исполнителю этой роли: «Та сцена изображается с удивительным спокойствием и практически безэмоционально актёром, доселе неизвестным за пределами Германии, который делает свою работу столь прекрасно, что это практически не поддаётся описанию словами». Джош Розенблатт, пишущий для Austin Chronicle, также восхищается игрой Мюэ: «Как и любая выдающаяся актёрская игра, волшебство Мюэ выходит на первый план, при помощи, казалось бы, совсем незначительных деталей: поднятая бровь здесь, чуть заметное движение губ там. Это триумф немого великолепия».

Лиза Шварцбаум в Entertainment Weekly указывает на сцены, когда персонажи ничего не предпринимают, дабы повлиять на события, происходящие вокруг них: «Порой, самые напряжённые моменты фильма наполнены минимумом действия — Вислер, просто слушающий через наушники; Дрейман, просто лежащий на своей кровати; соседка, просто смотрящая в дверной глазок, вся жизнь которой зависит от того, что она делает, от того, кого она видит. В этих воздействующих на нервы паузах, Хенкель фон Доннерсмарк передаёт зрителю всё, что мы должны, по его мнению, знать о выборе, страхе, сомнении, трусости и героизме».

Мнения критиков по поводу трансформации Вислера

Статья в First Things приводит философский аргумент в защиту трансформации Вислера. Автор статьи Сантьяго Рамос считает, что центральной темой фильма является моральное преобразование Герда Вислера. По его мнению, процесс перерождения не совсем аргументирован, но зато красив. Вислер испытывает на себе необъяснимое таинственное влияние прекрасного, которое изменяет его. Это не поддаётся пониманию человеческим умом.

Сам режиссёр сказал следующее: «Изменения не происходят резко, Вислер постепенно теряет веру в свою идеологию». Энтони Скотт завершает свой в общем положительный обзор словами о том, что фильм не даёт чёткого ответа на вопрос: меняются люди или мир? Когда интервьюер из британского электронного журнала спросил у Доннерсмарка, согласен ли он с утверждением Скотта, режиссёр ответил: «Я не согласен. Я был немного удивлён этим утверждением, но предположил, что всё зависит от того, что вы понимаете под словом „изменение“».

За исключением Скотта, практически все остальные критики согласны с тем, что преобразование Вислера — основной драматический двигатель фильма и ключ к его пониманию. Британский политический обозреватель Тимоти Гартон был сильно тронут фильмом, но преобразование Вислера ему показалось слишком быстрым и не совсем убедительным. С ним соглашается и католический сценарист и блоггер Барбара Николози, которой фильм также очень понравился. Клайв Дэвис, написал в своём блоге на сайте The Spectator, что фильм неубедительно показал превращение Вислера: «Это была многообещающая задумка, испорченная запутанным и недокормленным сценарием». «Не было, по большому счёту, никакого серьёзного побуждения к подобной трансформации героя» — сказал Кевин Драм.

Рамос утверждает, что такие поклонники-критики немного вредят фильму, так как любая критика, которая подвергает сомнению правдоподобие преобразования Вислера, подвергает сомнению не только логику фильма в целом, но и власть художника над тоталитаризмом и идеологией.

Личный выбор в условиях тоталитаризма

Энтони Оливер Скотт, рецензируя фильм в The New York Times, написал, что «Жизнь» сделан довольно добротно, и добавил, что «саспенс создаётся не только благодаря структуре сцен и темпу фильма, но, также, и за счёт идеи о том, что даже в репрессивном обществе, люди обременены доброй волей. Вы никогда не знаете, смотря одну сцену за другой, какое решение примет персонаж буквально через мгновение».

Кинокритик из Los Angeles Times Кеннетт Тюран согласен, что драматическая напряжённость фильма создаётся при помощи тщательно продуманного сюжета, который «помещает главных героев в тяжёлые ситуации с высокими ставками, где очень высока цена лишь одного отдельно взятого действия, от которого зависят не только жизни героев, но и их души». Кино «убедительно демонстрирует, что выбор правильного решения, при сложных морально-политических ситуациях, может быть наиболее драматичной дилеммой из всех».

Захарек, Скотт, Подхорец и Тюран — все отмечают, что, хотя фильм очень сильно и тонко представляет коррупцию в самом ядре политической элиты Восточной Германии, он сосредотачивается на людях, которые могут подняться выше этой прогнившей системы. По выражению Подхореца, «данное кинематографическое творение — это изучение природы человека под маской великолепного напряжённого триллера».

Российские критики

Наталья Рябчикова в обзоре фильма на страницах электронной газеты «Yтро.ru» отмечает нежелание как немецких кинематографистов, так и 56-ти % жителей объединённой страны касаться темы Штази; считает, что картина «Жизнь других» стала катализатором первых серьёзных дебатов о роли Штази в жизни Восточной Германии. Мария Гросицкая из «Настоящего кино» считает, что «картина покоряет наивной, но оттого не менее благородной идеей». Также, отмечает, что «сейчас мало снимают такого кино, где отсутствуют и приторные неискренние хэппи-энды, и пафосный трагизм».

Иван Куликов из интернет-издания «Газета.ру» не совсем верит в возможность трансформации агента Штази в праведника посредством монументальной немки и стихов; также, критик отмечает, что этот фильм — не особо удавшаяся попытка режиссёра показать, как мерзко было в ГДР. Напротив, Диляра Тасбулатова в статье для журнала «Итоги», верит в подобное перерождение офицера тайной полиции, подкрепляя это реальными случаями из истории, особо подчёркивая неповторимую атмосферу недавнего прошлого, которую режиссёр реконструировал с пугающей точностью. Алёна Солнцева в газете «Время новостей» пытается вычленить главную мысль фильма: «Растлевающая сила страха способна сокрушить самых тонких, нежных, талантливых, а с другой стороны, достоинство может сохранять и глубоко повязанный в обстоятельствах человек».

Соответствие реальности

Неомарксист Славой Жижек, делая обзор фильма для In These Times, написал, что фильм смягчает гнетущую атмосферу ГДР, как в сцене, в которой диссидент оказывает сопротивление министру культуры и, при этом, не сталкивается ни с какими последствиями. Жижек также отметил, что персонаж драматурга слишком наивен, чтобы быть правдоподобным: «Фильм напоминает остроумную формулу жизни под твёрдым коммунистическим колпаком, состоящую из трёх принципов: личная честность, искренняя поддержка режима и разведки — человеку невозможно было следовать сразу трём принципам, возможно лишь двум; проблема Драймана состоит в том, что он действительно следует всем трём принципам».

Хотя начальная сцена фильма происходит в тюрьме Hohenschönhausen русск., она снималась в другом месте, так как Хуберт Кнабе, директор мемориала, отказался дать разрешение Доннерсмарку. Кнабе возразил против «превращения агента Штази в героя» и попытался убедить Доннерсмарка изменить кино. Режиссёр назвал «Список Шиндлера» в качестве примера подобного развития событий. На что Кнабе ответил: «Это — разные вещи. Оскар Шиндлер — был. Никакого Вислера — не было». Восточногерманский диссиденсткий поэт-песенник Вольф Бирман написал в Die Welt в марте 2006 года: «Общая политическая обстановка, показанная в фильме — подлинна, я был взволнован сюжетом. Но почему? Возможно, на меня подействовала масса притягательных деталей, которые похожи на воспоминания из моего собственного прошлого между полным запретом моей работы в 1965 году и лишением гражданства в 1976 году».

Анна Фандер, автор книги о Штази, написала в обзоре фильма для The Guardian, что сотрудник Штази не имел возможности скрывать информацию от начальников, потому что за служащими Штази наблюдали, и они действовали в командах, очень редко работая по-одному. Она приводит слова Доннерсмарка: «„Жизнь других“ — это, в первую очередь, человеческая драма о способности людей делать правильные поступки, независимо от того, как долго они шли в неверном направлении». На что Фандер ответила: «Это — радостная мысль. И это кино просто превосходно, несмотря на то, что оно не соответствует действительности».

Связи с другими фильмами

Сравнивая ленту Доннерсмарка с вышедшим спустя год румынским фильмом «4 месяца, 3 недели и 2 дня», многие критики полагали, что румынская картина также заострена против тоталитарного режима Чаушеску, ибо наглядно высвечивает царившую в нём атмосферу тотальной лжи, недоверия и страха. Рецензент нью-йоркского Village Voice отмечает, что действие происходит в «обществе, где мало что функционирует и никакое действие не обходится без затруднений». Между тем в опубликованных интервью румынский режиссёр отрицает подобный редукционизм. Его занимает не столько обличение отжившего своё режима, сколько шероховатая судьба главных героинь, в особенности — тема мучительного взросления одной из них. «Ужасы социализма не заслоняют той внутренней слепоты и инерции, которых одной из героинь так и не удастся преодолеть, зато другая переплавит в неоценимый человеческий опыт» — Андрей Плахов. Аналогично и в немецкой картине, в которой главной темой является преобразование Вислера и личный выбор отдельного человека в условиях тоталитаризма.

Алёна Солнцева ставит этот фильм между румынским «4 месяца, 3 недели и 2 дня» и российским «Грузом-200», говоря, что «Все эти марки сигарет и косметики, все эти мелкие хитрости теневой торговли и взаимного лицемерия, показанные в румынской картине, куда глубже проникают в суть социалистического режима, чем мелодраматические страсти „Жизни других“. Российская же публика хочет, чтобы ее развлекли, и не любит „грузилово“. Поэтому российский режиссер Алексей Балабанов применяет для воспоминаний о прошлом спецсредства, создавая в своём фильме невероятный, небытовой, фантасмагорический мир, где суть происходящего можно почувствовать не умом, а животом, вспомнив тот привычный ужас, отравляющий каждого, кто жил в этом мире без любви и надежды».

Наталья Рябчикова выделяет «Жизнь других» из общего числа немецких фильмов о недавнем разделённом прошлом страны. По её словам, в Германии «популярны ностальгические комедии об „осси“ — жителях ГДР, с их маленькими смешными автомобилями, мелкими мещанскими радостями и гигантской фигурой Ленина, закрывающей солнце. Нередки драмы о тех же „осси“, безуспешно пытающихся перебраться на Запад. Кинематографистов занимает, в основном, самый яркий момент в недавней истории — падение Стены, а также последние месяцы прокоммунистического режима ГДР. Фильм Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка показал, что можно и нужно двигаться дальше, киноаппаратом, как скальпелем, рассекая механизм действия политической машины ГДР, машины страха и обмана».

Иван Куликов сравнивает немецкий фильм с российским кинематографом, который пытается переоценивать собственную историю: «Кому-кому, но уж русским-то, у которых оценки собственного исторического прошлого шизофренически раздваиваются между плохой „Девятой ротой“ и хорошим „Грузом-200“, только тем и заниматься, что рассуждать, как там было в фильме про „страну победившего социализма“». Андрей Плахов на страницах газеты «Коммерсантъ» сравнил немецкую ленту с советской картиной «Москва слезам не верит»: оба фильма сначала были проигнорированы, но после того, как данные картины получили «Оскар», то с триумфом вернулись в родные страны.

О режиссёре

О Доннерсмарке, как о режиссёре, отзывались по-разному. Были и восторженные отзывы, и не очень. Диляра Тасбулатова из издания «Итоги», например, восторгается Доннерсмарком: «Этот режиссер наследует именно немецкую, и никакую другую, кинематографическую традицию. Его стиль ироничен, беспощаден, аскетичен, как это было в лучших картинах другого выдающегося немца — то есть Фасбиндера. Доннерсмарк — так же, как и Фасбиндер, — наделён особым даром социального чутья, в котором нет и следа политической конъюнктуры. Редкое свойство». Станислав Зельвенский, обозреватель журнала «Афиша», говорит, что «„Жизнь других“ — анти-Кафка, поскольку фон Доннерсмарк видит во всём происходящем рациональную основу, будь то даже вульгарный психоанализ, железную логику. И этот трезвый взгляд можно было бы принять за прозрение, если бы он так не напоминал основательный подход крепкого голливудского сценариста».

Разногласия

Доннерсмарку и Ульриху Мюэ были предъявлены иски за клевету в интервью, где Мюэ утверждал, что его бывшая жена доносила на него в течение шести лет их брака, когда они жили в Восточной Германии. Доннерсмарк сообщил, что жена Мюэ отрицала предъявленные ей претензии, хотя все её действия подтверждались и детализировались на 254-х страницах официальных отчётов.